Жюльетта Бенцони

Мера любви

Часть первая. КОРОЛЬ В ПЛЕНУ

Глава первая. ПЕПЕЛИЩЕ

«Нижний город в огне!» Беранже де Рокморель молнией пересек огромный двор и устремился вверх по лестнице высокого господского замка. В четырнадцать лет хватает здоровья уже с порога громко возвестить о несчастье.

Как пушечное ядро крик пересек комнату, долетел до окна и каменной скамьи, где Катрин проводила долгие часы, потеряв счет времени. Она неподвижно сидела с закрытыми глазами, углубившись в поток приятных и грустных воспоминаний, остановить который была не в силах.

Больше всего молодую женщину мучили мысли о ее муже Арно. Тяжелораненый, он умирал в доме нотариуса. Монсальви оказался для нее недосягаем, хотя дом находился напротив.

У Катрин не было ни малейшей возможности узнать — жив ли еще он, невольный заложник Роберта де Сарбрюка, товарища по опасным приключениям, Дворянчика из Коммерси. Арно переодели в поношенное монашеское платье брата Ландри и в таком виде пронесли незамеченным в дом нотариуса. Ландри был незаменимым другом, так удачно ниспосланным самим Провидением на помощь Катрин в столь страшный час.

Удалось ли Ландри — в чем он поклялся — спасти жизнь, готовую вот-вот угаснуть? Выскользнув из рук Дворянчика и укрывшись в замке, Катрин не один раз заново пережила события последних месяцев: осаду Монсальви грабителями Жеводана, свой отъезд в Париж, куда она отправилась на поиски мужа, которому грозила гибель, и многое другое — заточение Арно в Бастилию, затем его побег усилия, которые она предприняла, чтобы вытащить его из беды… Потом ее вызвала в Шатовилен умирающая мать. И, наконец, этот ужасный сюрприз по приезде…

Катрин не удалось избавиться от того потрясения, которое пережила она, узнав, что предводитель головорезов по прозвищу Гром и Арно де Монсальви — одно и то же лицо, И в довершение — ссора между супругами, вызванная ревностью Арно, убежденного в том, что Катрин навещала в Шатовилене не мать, а своего бывшего любовника — герцога Бургундского. А до того, как Арно сразила стрела арбалета, он выгнал жену и поклялся убить ее, если та осмелится снова появиться в Монсальви. Все это было чудовищно глупо. Но мог ли гордый сеньор де Монсальви хладнокровно рассуждать? Одному Богу известно, во что бы превратилась прежняя любовь, если бы он был еще жив!

— Госпожа Катрин, — повторил нетерпеливо юношеский голос, — вы слышали? Пожар… — Он не успел закончить. Катрин встала, сбросив с себя оцепенение, румянец окрасил ее бледные щеки, жизненные силы возвращались к ней. Беранже облегченно вздохнул, заметив ее внимательный взгляд. Столько дней подряд он напрасно читал графине свои прекрасные поэмы, пел нежные песни, чтобы вызвать живую искорку в потухших фиалковых глазах!

Теперь в них было что-то похожее на ужас. Но Беранже де Рокморель предпочитал видеть свою хозяйку испуганной, но только не безразличной.

— Как пожар? — прошептала она. — Кто же поджег город ?

— Возможно, люди Дворянчика перед уходом отсюда. Они исчезли из нижнего города. Ни одного не видно, все вокруг пылает, кроме церкви.

Катрин выбежала из зала. Паж устремился за ней, успев заметить лишь шлейф платья, извивающийся по каменным ступеням, как черная змея. В мгновение ока оба оказались внизу. Двор замка походил на разбушевавшееся море. Солдаты сеньора де Ванденеса пришли на выручку Шатовилена. Но их отчаянные вылазки не смогли снять осаду города. Сейчас они спешно седлали лошадей. Пахло оружейной.

— И это для того, чтобы вы поджарили ему ноздри, да еще и сами сгорели. Еще чего не хватало! Если этот хвастун Ванденес что-то узнает, нам станет сразу же известно, — возразил конюх, не обращая внимания на нахмуренные брови своей госпожи.

— Мадам, я тотчас же привел бы коня, но сейчас вам ничем не удастся помочь деревне. Я думаю, что посетить ее можно будет не раньше, чем через час или два. Скоро останется лишь пепел.

— А что мы узнаем?

— О! Об этом нетрудно догадаться, — скромно заметил Беранже. — Мы все об этом думаем. Мы все желаем пойти в лес, в Монастырь добрых, чтобы узнать, вернулся ли брат Ландри. Ведь он единственный, кто может нам что-нибудь сообщить о судьбе сеньора Арно. Остается уповать на то, что эти злодеи не увели его с собой.

— Что бы ни случилось, Готье, — Катрин вздохнула, — я хотела, чтобы вы не обсуждали мои приказания. Я прекрасно понимаю, что со времени нашего приезда сюда я почти уничтожена, но все же не хочу, чтобы меня принимали за слабоумную.

Ее глаза были полны слез, и молодой Шазей в раскаянии бросился на колени.

— Никакая вы не слабоумная, просто слишком много страдали, а страх не уживается со здравым смыслом. Лучше доверьтесь нам, госпожа! Вы хорошо знаете, что мы спустились бы в ад, если бы это вернуло вашего супруга и принесло вам хоть чуточку счастья. Мужайтесь! Покончено с затворничеством и бездействием! Вы станете прежней и вскоре снова увидите своих детей, свои земли, своих слуг.

На этот раз она не смогла сдержать улыбки при виде горящих глаз юноши. Проявление чувств не было свойственно Готье, и, если это случалось, он сам об этом потом жалел.

Смущенная, но немного успокоенная, Катрин смотрела, как он убегает по дороге, карабкается по крутой каменной лестнице и исчезает в конюшне. Подавив вздох, она отвернулась и оперлась на руку Беранже.

— Ладно, оставим сеньора Готье в покое, — сказала она. Двор пустел. Рыцари тяжелой кавалерии покинули его последними. Они прошли по опущенному подъемному мосту, в проеме которого на фоне голубого неба виднелась страшная спираль черного дыма. На крыльце, подбоченясь, стояла госпожа Эрменгарда и смотрела, как медленно исчезали знамена де Ванденеса. Она повернулась к подошедшей подруге и воскликнула:

— Можно найти занятие и поинтереснее, чем ткать гобелен. А не отправиться ли нам к брату Ландри? Через реку мы переправимся. Что вы на это скажете?

— Вы, как всегда, правы…

Некоторое время спустя обе графини переправились через реку и с упоением погрузились во влажную свежее! старого галльского леса, благоухающего осенними ароматами. После недавнего пекла он напоминал животворны источник, где восстанавливались силы и светлела душ. По мере того как конь прокладывал дорогу по ковру и трав и цветов, иногда задевая розовую шляпку гриба, Катрин чувствовала, как тело освобождается от удушающего панциря, сковывающего ее все эти бесконечны недели.

Не без удивления она заметила, что друзья обращались с ней с такими предосторожностями, вниманием и жалостью как будто ухаживали за тяжелобольной. Мучительный длился месяц. Ей же казалось, что ее заключение в замке Шатовилен длилось целую вечность. Жизнь брал свое. У Катрин оставалась слабая надежда узнать о судьбу Арно.

Маленький монастырь добрых был освещен солнцем его серые нагретые камни, казалось, впитывали аромат мять и мелиссы, разлитый в воздухе. Тихий колокольный звон доносился из нижней колокольни и растворялся в зеленоватой воде Ожена. Лишь пение птиц и плеск воды нарушал тишину этого райского уголка. Покой и молитва возносила его над людьми, которые воевали, сея разрушения и смерть Спрыгнув с лошади, Катрин дернула за веревку, висящую вдоль наспех укрепленной двери. Раздался звон колокольчика. Дверь со скрипом приоткрылась, и на пороге появился огромный волосатый человек, похожий на медведя, одетой в монашеское платье. Лицо его, кроме носа и недоверчивых глаз, было скрыто под пучками рыжей шерсти. Волосы торчали из-под воротника, покрывали тыльную сторону огромных ладоней.

— Что вам угодно? — произнес он без излишней любезности удивительно мелодичным голосом.

Хрипловатый басок графини Эрменгарды прозвучал в ответ:

— Ну, брат Обэр, открой, наконец, дверь. Мы хотим лишь увидеть вашего настоятеля. Отец Ландри здесь, не так ли? Я полагаю, он возвратился?

Монах сразу оживился, лицо его исказила гримаса, которая в темноте могла сойти за улыбку.